Великий, могучий чукотский язык Бородинская строфа

Горыныч 9 / 24
"Скажи-ка, чукча, ведь недаром
Известен молодым и старым
Далекий твой народ.
Над ним таинственности полог,
И путь до ваших чумов долог,
Туда ну разве что геолог,
Скитаясь, забредет.

А слух - по всей Руси великой,
Вас знает север, ныне дикий,
И ныне дикий юг.
Ты, верно, ведаешь немало.
Скажи, где всех начал начало?"
В ответ сурово прозвучало:
"ИДИ ТЫ В ЖОПУ, друг!"

Слова не чукчи, но пророка!
Уж я-то в этом деле дока,
Я знаю силу слов.
Порой они остры как ножик,
Порой гробы (я слышал тоже)
Четверкою дубовых ножек
Срывает со столов.

И внял я неба содроганье,
И дольней розы прозябанье,
И ангелов полет.
С тех пор хожу я просветлённый,
В больной груди теснятся стоны,
А мой язык неугомонный
Сердца глаголом жгет.

Янцзыев-Хуанхуйский 19 / 24
- Однако, дядь, ты может, слышал,
Что спор в ООН однажды вышел,
Кто всех глупей, кто - нет.
У австрияков сдали нервы,
Cмешались в кучу финны, венгры,
И даже с люстры слезли негры,
Чтоб обсудить ответ!

- Что ж. Много истины в той сказке -
Там был еще наш друг, с Аляски,
Из тамошних яранг, -
На кнопку "SPEAK" уж так нажал он,
Что эхо разнеслось над залом.
"However, chukchian tongue, - сказал он, -
Is great and mighty tongue!"

Да, жили люди на Чукотке,
До русских, пороха и водки -
Им было что сказать!
Что шлепать унтом по трибуне,
Когда Шекспир, Дюма и Бунин
При жизни и, видать, в гробу не
Умели так писать?

Плесни-ка водки мне в стаканчик
Да рыбьего жирку, мой мальчик,
Еще добавь туда.
Я расскажу тебе давай-ка
О тех, кто жив в народных байках -
Куда там всяким инкам в майках!
Поверь мне - никуда.

Какие были здесь герои!
Любой - поет, и каждый - воин:
На много дней пути
Мог спать спокойно край чукотский,
Что там "Челюскин", днищем плоский -
Сам Александр Македонский
Не мог сюда дойти!

Но ямба звук был лучшим звуком,
Чем треск копья и стоны лука,
И каждый раз, сложив
Рубай, частушку и лимерик,
Шли чукчи к жителям Америк,
Неся им свет, покуда Беринг,
Гад, не открыл пролив.

Случалось, было и такое:
Сойдутся, как олени, двое,
Талант померить свой,
Стоят, упершись головами,
Пока один из них словами
"Почту за честь боднуться с Вами!"
Не начинает бой.

И так, порой, из ниоткуда
Бралось рифмованное чудо,
Как мох из-подо льда.
Творенья красоты вселенской,
"Гамлет-Бельды, шаман эвенкский"
"Морж Гарольд" и "Евгений Ленский"
Написаны тогда.

Ты спросишь, где же те поэмы,
Прекрасные, как сад Эдема
И древние, как Ной?
Рукой поэтов-пофигистов
Баллады строк, к примеру, в триста,
Писались на снегу искристом
И таяли весной.

Тогдашний наш чукотский гений
Был чужд сомне- и самомнений,
Ему лишь тему дай!
Но все ж, узнав, что есть в Китае
То, что бумагой называют,
Послов, целуя и рыдая,
Отправили в Китай.

Там вождь, по кличке Император,
Собственноручно лист формата
А3 послам принес,
Сказал, чтоб берегли от влаги,
Но те, ослы, набрались браги
И как писать на той бумаге
Не задали вопрос.

За это, видно, Те, Кто Выше
Решили в наднебесной тиши
Проклясть чукотский стих -
Под сенью карликовых елей,
Где прежде рифмы не скудели,
Поэты мерли и тупели,
Мельчала муза их.

Вот так был гений наш загублен,
И толку нет стучаться в бубен,
Взывая к небесам.
Ведь Тот, Кто Выше Тех, Кто Выше
Наш грубый слог уже не слышит,
Теперь о нас другие пишут,
А что - ты знаешь сам.